Олег шел по одной из центральных улиц Сан-Франциско. Этот город почему-то пострадал больше всех остальных американских мегаполисов. Поэтому здесь и открылось наибольшее количество Православных Гуманитарных приходов - около тысячи. Приходы эти занимались не только крещением американцев и наставлением их на духовный путь, но и делами чисто практического свойства. От прихода работали медики, учителя, работники технических служб, восстанавливающие канализацию и электричество, строители, возводившие временные бараки для десятков тысяч бездомных.
Многие американцы сами тянулись к русской Вере и Духовности. Будто очнувшиеся от страшного сна...
Олегу вспомнился вчерашний пациент - бывший банкир и богач. Этот человек и его борьба с собой поразили Олега. Казалось бы, он должен ненавидеть российскую администрацию, православные приходы и таких как Олег. Но, вместо этого, было раскаяние.
- Я ведь где-то в глубине души понимал, что живу неправильно, - говорил Пит (так звали экс-банкира), сидя в кабинете Олега и попивая горячий чай. Интересно, что чай он всегда приносил свой, из своего небольшого гуманитарного пайка. - Да и все понимали, что живут неправильно. Просто это как-то... Не знаю как сказать... - Пит морщил лоб, - Это как в Германии, все вроде понимали, что преследовать евреев это плохо, но как-то не думали об этом в своей повседневной жизни. Так и мы. Мы ведь понимали, что ФРС, к примеру, это преступная лавочка. Мы понимали, что наше государство совершает международные преступления. Мы понимали, что всей своей культурой, ее навязыванием уже наносим непоправимый ущерб самым разным народам... И знали, что все это - наша экономика, наша страна, ее Режим - рано или поздно рухнет. Но...
- То, что вы признаете коллективную вину американского народа - это самое главное. Признать свою вину, какой бы страшной она не была - это поступок сильного человека. - Олег понимал, что его слова не помогут, что Пит может только сам, путем внутреннего перерождения примириться с собой. Но и молчать Олег не мог. - Вы должны радоваться, что ваши потомки уже никогда не познают ужаса американизма.
Пит, казалось, его не слышал. Он смотрел в окно, его мысли находились где-то далеко.
- Я помню, - сказал Пит, - как в день поимки Бернанке - именно в тот день - я совсем по новому взглянул на доллары... Я взял в руки стодолларовую банкноту и осознал, что это просто небольшой кусочек бумаги. И все. Я был потрясен тогда... Они нас обманывали, а мы им подыгрывали... Да, мы им подыгрывали...
Олег ждал продолжения. Но его не последовало.
- Я вам выпишу реланиум. И молитву. Три раза на день.
Олег хотел встать, чтобы подойти к столу у окна, но у него это не получилось. Ноги почему-то не слушались. Головокружение. Ощущение нереальности.
Пит исчез. Олегу стало страшно. Все стало каким-то "круглым" и неустойчивым. И исчезающим...
***
Олег ненавидел Пробуждение. Сначала страх во Сне, потом неприятный звук будильника, яркий свет, а далее самое неприятное - Понимание того, что все пережитое лишь наваждение.
Он лежал привязанный к облезлой кушетке в своей районной поликлинике. Врач заполнял его карточку.
- У вас в этом месяце все сеансы пройдены. Приходите третьего марта. Как обычно с восьми до шестнадцати часов. Натощак. - Монотонно говорил врач, только синюшные губы равномерно двигались на его лице.
"Сам, сука, каждый день упарывается" - с ненавистью подумал Олег. - "Надо ему лавэ предложить"
- Александр Викторыч, - начал Олег сиплым голосом, - а может мне в этом месяце еще разок. - И поспешно добавил: - В счет следующего.
Александр Викторыч молчал. Заполнял журнал.
- Может я могу компенсировать? - Промямлил Олег.
Доктор глубоко вдохнул:
- По расписанию, - мрачно подтвердил Олег.
- Вот. Вам этого пока достаточно, во всем надо соблюдать баланс. - Подвел итог Александр Викторыч и смачно высморкался в кулак...(с)
Journal information